Роман-комикс

Шедевр об идиотах и идиотках
Посвящается всем мученикам-студентам, тем, кто выжил
________________________________________

Глава 1
Дорогой читатель!
Я поведаю Вам историю о несравненной Гоблич, учащейся педагогического колледжа города П.
Она выросла в глухой деревне. Родители с детства ее баловали, холили и очень любили, ни в чем никогда не отказывали, сами же работали в поте лица, чтобы у единственной дочери было все самое лучшее и красивое.
Гоблич не отличалась особой красотой и не блистала умом. Вся ее жизнь состояла из удовольствий: сытная пища, здоровый сон, дискотеки и встречи с подружками. Она одевалась дорого, но без всякого вкуса; слушала музыку, совсем в ней не разбираясь; очень редко смотрела телевизор и не интересовалась новинками кинематографа и эстрады. Часами спала и очень много кушала. К восемнадцати годам располнела и двигалась тяжело, как утка, говорила басом; речь ее была настолько бестолковой, что она сама этого не осознавала.
В деревенской школе много знать не обязательно. Гоблич натягивали оценки, прощали невыученные стихи и забытые правила. Бог не наградил ее никакими талантами. Но она была аккуратной, прилежной и пунктуальной.
Мама давала ей много денег на карманные расходы. Семья Гобличей считалась зажиточной. Они не держали хозяйство. Отец пас колхозных коров, мать ездила на заработки в Москву. Это были простые, измученные тяжелым трудом люди, в жизни которых очень редко случались праздники.
Зато Гоблич цвела и пахла. Разодетая, расфуфыренная, гордая и уверенная, она любила своих родителей, но никак не помогала им; просто как-то не думала об этом.
А о чем же она думала, спросите вы, дорогой читатель?
Гоблич мечтала о замужестве.
Парни мало уделяли ей внимания, и своей девственности она лишилась на сеновале в объятиях пьяного соседа - двадцатилетнего Павла Тишковича, лентяя и лоботряса, про которого старухи-сплетницы говорили только гадости.
После окончания школы Гоблич поехала поступать. Хотела в медицинский, но документы падала в педагогический
(прошу не искать логику в поступках и словах Гоблич, дорогой читатель, порой она сама себя не понимает).
На вступительных экзаменах она не добрала двух баллов; пришлось матери везти директору сумки и деньги.
Вскоре Гоблич зачислили на факультет начального обучения со специализацией русский язык и литература.

________________________________________

Глава 2
Гоблич сразу стала частью женского коллектива, в котором все были из деревень и по уровню развития ни в чем ей не уступали. Говорили в этой группе ни на русском, ни на белорусском, а на каком-то своем, особом языке, понять который может не каждый. Девушки старательно выполняли поделки, оригами, папье-маше, рисовали и танцевали на ритмике, пели и играли на музыкальных инструментах
Однако знания по остальным, основным предметам были на столько слабые, что учительница белорусского после недели преподавания в этой группе заявила:
- Усе пра вас гавораць, авечкi. Нiчога не вучыце. Як вы сюды паступiлi? Не ведаю. Хай вас топчуць качкi! Каухоз «Пабеда»!
Преподаватель математики, упитанный лысеющий мужик в больших затемненных очках, сразу раскусил тупую группу. Он знал свой предмет в совершенстве, но был пошлый до невозможности. Обзывал их дурами, язвил и отбрасывал витиеватые шуточки, направленные лишь в одно похотливое русло.
Поговаривали, что он водил в подвал студенток и вытворял с ними разные штуки на старом скрипучем диване. Ходили слухи, что одна уже залетела от него, и ее исключили из колледжа. Однако слухи есть слухи. Всякое болтали. Но Гоблич всему верила и очень боялась преподавателя математики. Как она ни старалась учить его предмет, все равно засыпала с книгой в руках и благополучно спала до утра, а на уроке получала законную двойку.
- Я так его баюся, дзеуки, - сказала она как-то своей группе. - Паставиць бублик - и копец.
(прошу прощения за неправильные, искаженные слова, дорогой читатель, я лишь передаю их истинное произношение из уст самой Гоблич).
Опасения Гоблич оказались не напрасны. Семестр она закончила с тройкой по математике. С трудом пересдала на четвертку, после чего ее допустили к занятиям.
Да и не только Гоблич получила неуд за семестр. Группа умудрилась нахватать единиц и «гусей» по математике, белорусскому, психологии и музыке. Гоблич, как староста группы, была возмущена до глубины души.
- Коровы! - кричала она. - Ничога не ведаеце и не вучыце! Пазорыце нас на весь колледж!
Группа накинулась на Гоблич: мол, на себя посмотри, дура!
Словом, все перессорились и затаили друг на друга обиду. А во втором семестре Гоблич сместили с должности старосты и назначили Сечку Алесю, наглую, вульгарную особу, которая любила выпить и покутить на хате.
Сечка меняла кавалеров, как перчатки, и к восемнадцати годам настолько испортила свою репутацию, что с ней не гулял ни один порядочный парень.
Она быстро навела порядок в тупой группе: ударила кулаком по столу и крикнула:
- Кто в хате хозяин - я ци мыши?
И все притихли.
Даже Гоблич.
Но ненадолго.
Как-то они с Сечкой крупно повздорили.
- Нихто тебя слухаци не будет! - орала Гоблич. - Ты здесь не командуешь! Привыкла: раби то, раби гэта. Мы табе не рабы!
- Да заткнись ты, корова! - отмахнулась Сечка.
- Шо заткнись! Щас пойду к зав. отделения и всё скажу!
- Иди!
И Гоблич пошла жаловаться на старосту.
Вскоре Сечку вызвали на ковер и провели с ней нравственно-педагогическую беседу, после чего Сечка возненавидела Гоблич.

________________________________________

Глава 3
Известно, что вода бывает в трех состояниях: жидком, твердом и газообразном. Так же и Гоблич: либо во счастье, либо во гневе, либо ей все по барабану. Редко, очень редко она любила, понимала и сочувствовала. Преобладало состояние тупого равнодушного молчания. Она жила в общежитие; часами валялась на кровати, охая и вздыхая; вечером болтала с подружками, жаловалась на нехватку времени и денег; спать ложилась не позже десяти.
Как-то преподаватель рисования, высокомерная худощавая дама с яркой пышной шевелюрой, заявила:
- Ну, как вы, девочки, одеваетесь? Никакого вкуса! А ведь вы будущие педагоги.
Гоблич это не понравилось.
- Дык научите, как, - сказала она.
- Подбирайте тона, - посоветовала мисс Элегантность. - А то наденут спортивный костюм и ходят. Верх - красный, низ - зеленый, ботинки синего цвета. Как новогодняя елка.
- Так все ж так, - снова возразила Гоблич.
- Не все. Посмотрите на меня.
И мисс Элегантность гордо продефилировала между рядами. В клетчатой юбке, красной кофте и черных туфлях, с ярко-каштановыми волосами, зачесанными назад, она сама была похожа на рождественскую елку.
С того дня Гоблич стала покупать на рынке самую дорогую одежду, но по-прежнему не дотягивала даже до мисс Элегантности. Все свитера Гоблич были короткие, юбки - блеклые, туфли на высокой платформе, отчего походка ее не была ровной и легкой. Впрочем, легкость и Гоблич - вещи не совместимые, дорогой читатель. Как не совместим слон и фарфор.
На физкультуре она щеголяла в розовых брюках и синей майке, которая облегала объемные буфера. Гоблич считала себя красавицей и на всех смотрела свысока.
У нее была верная подруга, Маша, которая училась с ней в одной группе.
Маша очень ценила дружбу с Гоблич и послушно выполняла все ее поручения: покупала ей в буфете булочки, носила ее сумки и пакеты.
Как-то они вместе поехали покупать подарок куратору на восьмое марта. Маша предложила купить настенные часы, за которые голосовала половина группы, но Гоблич понравилась финская пальма, и она ее тут же приобрела.
В начала марта еще стояли морозы, и пальма, пока ее везли до колледжа, замерзла. На следующий день она завяла, и куратору был вручен горшок с корнями погибшей.
Вскоре группа собралась на экстренное заседание. Возглавляла его Сечка.
- Во всем виновата Гоблич, - распалялась она. - Тебе было сказано купить часы или статуэтку, а ты что привезла?
- Гэта Маша купила! - закричала Гоблич.
- Я? Ты шо! - опешила та.
- Я ж не хацела, а ты… - не унималась Гоблич.
- Тихо бабы! Все поедем, - сказал кто-то из группы. - Кто сейчас шо разберет?
Сечка плюнула и ушла, хлопнув дверью.
Все переругались, обозвали друг друга паскудами, овцами и тетерями. Потом разошлись, сгорая от гнева и обиды.
После этого случая Маша два дня не разговаривала с Гоблич.

________________________________________

Глава 4
Наступила весна. Преобразилась природа, защебетали птицы; распахнули окна своих комнат студентки и уселись на подоконники, посылая воздушные поцелуи парням и заигрывая с ними.
В общежитии педагогического колледжа до полуночи играла музыка и доносился с лестницы тонкий стук каблучков. Девушки спешили на свидания, и вахтерша баба Маша ворчала им вслед:
- Расфуфырились! Одно на уме, я знаю. А потом рожают на четвертом курсе.
Гоблич тоже ходила гулять. Почти каждый вечер. На набережную. Она знакомилась с парнями, звала к себе в гости. Но они не приходили. Наконец, ей это надоело, и она решила, что лучше вечерних прогулок может быть только крепкий здоровый сон.
Она вставала рано, в половине седьмого, одевалась, красилась, завтракала. В колледже сдавала в гардероб пальто и шла в темную пустую аудиторию, где включила свет и садилась за парту, ожидая звонка.
Занятия казались ей невероятно скучными и длинными.
«Поскорей бы большая перемена, - думала она. - Пойду у столоуку».
Однако до большой перемены надо было ждать аж четыре урока.
Какая невыносимая пытка для Гоблич, дорогой читатель!
Она частенько отпрашивалась у преподавателя в туалет и бежала за булочкой, которую быстро съедала, и, как ни в чем не бывало, возвращалась в аудиторию.
Как-то ее поймал в коридоре директор колледжа, низкорослый толстяк, который вечно шутил и кричал басом. Он ущипнул Гоблич за плечо и весело спросил:
- Чего гуляем?
- У туалет, - улыбнулась Гоблич.
- Перемены мало?
- Дык в столовой была.
- Правильно, на перемене поела, а на уроке в туалет сходила, - расхохотался толстяк и, посвистывая, спустился на первый этаж. Он недолго был на работе - час, максимум два. Не любил себя перетруждать и уже давно передал часть своих полномочий заведующей школьным отделением, Светлане Андреевне, высокомерной холодной женщине, которая хотела занять его место.
За глаза ее называли змеей, карьеристкой и мегерой. С ней в кабинете работала ехидная крыса - заведующая дошкольным отделением, Перчуха, которая любила поворчать и сделать гадость. Она во всем соглашалась со Светланой Андреевной и выполняла любое ее поручение. Светлана Андреевна часто отсылала Перчуху за какими-нибудь бумагами, намекая при этом, что не ждет ее раньше, чем через час. Потом варила кофе и приглашала к себе заведующего педагогической практикой, Владимира Витальевича, который вот уже восемь лет был ее тайным любовником. За эти годы он обзавелся семьей, стал отцом, но встречи двух голубков за закрытыми дверями кабинета Светланы Андреевны и Перчухи так и не прекратились.
Как-то Гоблич притопала к Светлане Андреевне подписывать заявление. Владимир Витальевич как раз наливал в чашки горячий кофе. На столе стояли тарелки со сладостями. Светлана Андреевна сидела в своем высоком черном кресле и по-царски смотрела на Гоблич, которая пришла так некстати.
- Чего? - спросила Светлана Андреевна, нахмурившись. Гоблич растерялась. Она боялась всех начальников и не знала, как с ними разговаривать.
- Я… домой… крестная… померла, - пролепетала Гоблич.
- Я же говорила: на свадьбы и похороны не отпускаю, - разозлилась Светлана Андреевна. - Если только близкие родственники. Не мама же умерла, в самом деле! Свободна!
И Гоблич, понурив голову, вышла.

________________________________________

Глава 5
Очень часто в общежитие приезжала мадам Зонтикова - заведующая по воспитательной работе.
Она ходила по комнатам и выявляла злостных нарушителей порядка. Если видела на столе грязную посуду - выкидывала в форточку, а мусор из корзины высыпала прямо на пол.
- Грязнули! - орала мадам Зонтикова, собрав злостных нарушителей в своем кабинете. - Вы же девочки, будущие педагоги. Как вам не стыдно! Еще раз повторится - выселим из общежития, имеем полное право, а потом из колледжа отчислим.
Как правило, такие угрозы действовали: злостные нарушители ели из кастрюль, чтобы не пачкать тарелок, и выбрасывали мусор в форточку. Однако некоторые ни в грош не ставили мадам Зонтикову и совсем не боялись ее.
В черной кожаной юбке и таком же пиджаке, с жирными, плохо расчесанными волосами, она снова являлась в комнату «грязнуль», и горе было тому, кто забывал утром заправить постель или вытереть после позднего ужина стол.
Вызвав на ковер заядлую «грязнулю» Ю., мадам Зонтикова строго отчитала ее.
Студентка Ю. с равнодушием смотрела на возмущенную Зонтикову и жевала «орбит».
- Ты всё поняла? - спросила мадам Зонтикова.
- Ага.
- Ты же учишься в педагогическом колледже. Веди себя соответственно.
- Ага.
- Больше не повторится?
- Ага.
Мадам Зонтикова всплеснула руками.
- Какая же ты невоспитанная! Научись сначала разговаривать со старшими, а потом уже жуй свою жвачку!
- Это мое дело.
- Твое будет на квартире. Пусть мама заплатит долларов двадцать, и живи там, как хочешь.
- Ну и заплатит! - со злостью сказала Ю. и вышла, хлопнув дверью.
Вскоре она покинула общежитие, как полагала, навсегда. Перед уходом поругалась с подругами и послала к черту вахтершу бабу Машу, которая вечно совала свой нос куда не следует.
В комнате Гоблич всегда царил идеальный порядок, и выселение ей не грозило. На очередном собрании жильцов общежития мадам Зонтикова поставила Гоблич в пример и предложила ее кандидатуру в качестве старосты третьего этажа. Однако это предложение не было подержанно массами: за Гоблич проголосовало лишь несколько человек. А вот вторая кандидатура была одобрена; старостой стала юная тихая Вика. Гоблич надулась, как мыльный пузырь, и демонстративно покинула актовый зал. Придя к себе в комнату, она съела три миски супа и легла спать.
В тот день мадам Зонтикова вернулась домой с головной болью. Не успела она поприветствовать мужа и сына, как раздался телефонный звонок.
Зонтикова подняла трубку.
- Когда дискотека будет? - спросил женский голос и исчез.
Настроение мадам Зонтиковой совсем испортилось.
Вскоре она взялась за организацию дискотеки, на которую пригласила солдат-пограничников. Местом проведения был выбран спортивный зал общежития, в котором стояло расстроенное пианино и один старый тренажер. Всю эту рухлядь на время танцев рабочие сдвинули в угол.
Дискотека началась в семь и закончилась в девять. Зал был полон; пришла и Гоблич - накрашенная, расфуфыренная, в черном облегающем платье. Она была в ударе, танцевала со всеми и кокетничала.
Ближе к девяти приехала на своем красном «рено» мадам Зонтикова, чтобы следить за порядком и предотвращать вульгарности. Не прошло и десяти минут, как она услышала стоны из душа, расположенного рядом со спортзалом, и решительно вошла туда.
То, что она увидела, было не только возмутительно, но просто даже не педагогично: полуголая студентка целовалась с пограничником. Мадам Зонтикова завопила как сумасшедшая:
- Прямо в душе! Бесстыжие! А ну марш отсюда!
Студентка убежала, а мадам Зонтикова незамедлительно отчитала пограничника и сообщила о его некорректном поведении командиру, после чего «солдатско-педагогическая вечеринка» сразу же завершилась.
Утром уборщица обнаружила в душе кал. Он лежал в корзине для мусора.
Тотчас же о «находке» сообщили мадам Зонтиковой
(ей всегда сообщали об экстренных и чрезвычайных событиях).
Началось расследование. Возглавляла его Зонтикова. Опросив «подозреваемых», она вынесла вердикт, что это сделали наглые пограничники, и дело было закрыто.

________________________________________

Глава 6
Девчонки сказали Гоблич, что по общежитию бродит приведение некой Жанны. Гоблич так испугалась, что боялась выйти ночью в туалет и терпела до утра.
Как-то ей было уж совсем невтерпеж. И она пошла по мрачному длинному коридору, в котором тускло горел свет и было очень тихо. Так тихо, что Гоблич слышала удары своего трепещущего сердца.
Сходив в туалет, она опрометью побежала к себе в комнату, но споткнулась и упала, после чего на ее ляжке появился здоровенный синяк.
На следующий день Гоблич прихрамывала, говорила всем, что встретила в коридоре Жанну и насилу унесла от нее ноги. После четвертого урока ей надоело претворяться, и она поспешила в столовую за пирожками.
На уроке белорусского она подняла руку. Вчера так корпела над домашним заданием, что считала необходимым получить свою законную восьмерку. Или хотя бы семерку. Преподаватель белорусского устало смотрела в окно. Врачи подозревали у нее рак крови, и она не могла думать ни о чем другом, как только об этом, опасаясь страшного диагноза.
- Ну, Света-ракета, адказвай, - сказала преподаватель.
Та молчала.
- Не, Света, ты не ракета. Ты поуны тормоз! - И преподаватель белорусского вызвала Гоблич, внимательно выслушала ее. Потом сказала:
- Сядай, няшчасце, нуль.
Гоблич так и плюхнулась на стул.
На практическом курсе русского языка госпожа Нанаева, толстая дама с двойным подбородком, считавшая себя самой умной и деловой, рассказывала о своем любовнике из Америки, который каждый месяц присылал ей двадцать долларов. Потом речь зашла о женихах и гадании. Госпожа Нанаева призналась, что никогда в своей жизни не гадала, и вообще считала это глупостью. Гоблич была в своем репертуаре:
- Вы тожа такие были, як мы. Не можа быць, чтоб вы не гадали. Даже на сердечках!
- Да успокойтесь вы, девочки, - рассмеялась Нанаева. - Вы же не пифии.
- Я еще в десять лет гадала, - продолжала Гоблич. - Но на свечках опасно, можно вальтануться и попасть в дурнушку.
Тут прозвенел звонок. Нанаева спохватилась: ведь ничего за урок не успели
(впрочем, как всегда).
Она задала восемь упражнений. Все возмущались. Гоблич молчала, задумавшись
(звучит довольно странно, дорогой читатель, но иногда Гоблич может думать и даже делать какие-то выводы).
Она чертила на листике кривые линии, рисовала буквы и сердечки, соединяла их стрелками и, получив загадочный рисунок, искала в нем лик суженого, но так ничего и не смогла разглядеть. Приехав в общежитие, Гоблич сразу легла спать. А проснувшись, плотно покушала и стала собираться на «гули». Сегодня ей должно повезти.
Ей и в самом деле повезло. Она познакомилась с деревенским парнем Ваней, простым и молчаливым. Он проводил ее до общежития и улыбнулся на прощание.
Гоблич была ВО СЧАСТЬИ. Пела зычным басом, жаря на кухне котлеты, подбирала наряды для свиданий и делала на ночь фруктовые маски на лицо.
Обычно Ваня приходил в шесть, и они вместе шли гулять на набережную.
Так продолжалось несколько недель. Но в один прекрасный день Ваня не пришел, и Гоблич завяла.

________________________________________

Глава 7
На первом этаже общежития находился буфет, куда часто наведывалась Гоблич.
Однажды буфетчица баба Зина славила за руку воришку, который хотел полакомиться «сникерсом», и немедленно сообщила об этом дежурному воспитателю.
Воришка жила в одной комнате с Гоблич, и тем же вечером туда нагрянула делегация воспитателей, возглавляемая возмущенной буфетчицей. Началось разбирательство:
- Чего ты украла? Голодная?
- Я маме уже позвонила!
- И в колледже знают!
- Тебе должно быть стыдно!
- Аж два «сникерса»! А я потом недостачу плати!
Несчастная воришка раскаялась и заплакала.
Гоблич была в ШОКЕ
(довольно необычное состояние для данного индивида, дорогой читатель, но бывает и такое, правда, очень редко, зато длится минут пять-десять).
Гоблич с выпученными глазами и приоткрытым ртом стояла, как столб, ничего не слыша и не понимая. Наконец, до нее дошло.
- Ах ты, вор! - закричала она. - Голодна, усё не нажрэшься! Фу-у-у-у!
Воришку выгнали из общежития; мадам Зонтикова прочитала ей лекцию о пагубном влиянии телевидения и улицы, которая развращает не сформировавшиеся личности и толкает их на преступления.
Полдня Гоблич была ВО ГНЕВЕ.
- Жила у одной комнате с вором, - говорила она всем и каждому. - Голодна! Усё не нажрэца! Фу-у-у-у-у!
В этот день в воспитательской установили новую акустическую систему. Теперь на каждом этаже висел динамик, который с утра до поздней ночи говорил различными голосами воспитателей, напоминающие дежурным об уборке кухонь, необходимом порядке в туалетах и т.п.
Вскоре воспитательница Лилия Александровна, которую студенты звали просто Лилька за ее чрезмерное пристрастие к спиртному, обратилась к жильцам общежития с убедительной просьбой закрывать свои комнаты на ключ, не оставлять в них ценные вещи и по возможности носить с собой.
Крали все, что лежало не на своем месте. В сушилках участилось бесследное исчезновение кофт и колготок. Профилактическая работа, которая, конечно же, была незамедлительно проведена, не принесла никаких результатов. Из комнат по-прежнему испарялись фотоаппараты, мобильные и серьги. У буфетчицы похитили две булки с маком. А Гоблич лишилась бутылки спирта, которую она прятала в шкафу с вещами.
Гоблич никому не говорила о своей «заначке», но бутылку все же каким-то образом нашли и нагло изъяли из ее шкафа.
Спрашивается, кто? Воспитателя?
Они не роются в вещах. Комнату Гоблич никогда не оставляла без присмотра и точно знала, что спирт не пила, ведь тогда бы осталась пустая бутылка.
Может, кто-то из девчонок? Они были такие тихие, как мышки. Вряд ли.
Подозрение пало на сантехника Васю, которого Гоблич приглашала на свой День рождения.
Тогда она напилась как свинья и смутно помнила, что рассказала Васе о тайнике, в котором хранилась «огненная вода».
Вася работал в общежитии. Этот упитанный наглый пацан предлагал Гоблич интимную близость. Она по глупости своей отказалась. Потом опомнилась, но было поздно…
Спирт так и не удалось найти. Свои подозрения Гоблич никому не высказала
(что было очень странно),
продолжала здороваться с сантехником Васей и приглашать к себе на чай.
Не успела Гоблич оплакать «огненную воду», как у нее похитили колечко. Произошло это в раздевалке, пока она танцевала на ритмике. Сколько было крику! Гоблич побежала жаловаться мадам Зонтиковой. На уши подняли весь колледж. Но колечко исчезло бесследно.
Разгневанная Гоблич собралась ехать в общежитие, когда Сечка сообщила ей о каком-то мероприятии в актовом зале, на котором должны были присутствовать все.
Мероприятие было посвящено здоровому питанию. Мадам Зонтикова лично загоняла всех в зал и никого оттуда не выпускала.
В половину пятого Гоблич, уставшая, злая, вошла в свою комнату и упала на кровать. Вздремнув, разогрела картошку с котлетами, открыла банку салата, намазала маслом булку. С аппетитом поела, походила из угла в угол и спать легла. Поднялась в шесть. На всю комнату играл гимн Беларуси. Гоблич выключила радио и пошла на кухню, чтобы поставить чайник. Домашнее задание она так и не сделала…
________________________________________

Глава 8
Последний урок в семестре госпожи Нанаевой был полон советов и необычайных историй. Все слушали ее с открытом ртом.
- Купила лифчик за двенадцать тысяч, - говорила Нанаева. - Он жмет мне со всех сторон. Тут жмет, тут придавливает, тут вываливается. Девочки, купите себе за двадцать пять и носите в радость. Я всегда говорила: лучше дорого, но качественно, чем дешево, но брак. Покрасят волосы этой краской за три тысячи, а они потом выпадают. А я поехала в Минск, сделала себе прическу за двадцать долларов. Мне подстригли каждую прядку. Я пришла домой, легла и сплю, а голова так и дышит. Думаете, двадцать долларов этот много? Не смешите меня, девочки! Взяла я сорок долларов и пошла в магазин. Ну что ты купишь за эти деньги? Пачку сока и кусочек ветчины… А вот моя Анжела всегда покупает только турецкие полотенца. Они такие мягкие, пушистые. Стоят всего-то тридцать тысяч. Моя Анжела знает в этом толк. Я ее сама растила, без мужа. И что? Не хуже других, даже лучше. Два высших образования, профессиональный лингвист. Я всегда говорила: нет ума - пусть родители поставят мешок в угол и кидают туда деньги.
Пол-урока госпожа Нанаева рассказывала о своей Анжеле, которая была просто умницей и красавицей, но почему-то в свои тридцать по-прежнему оставалась незамужней.
- Я ей говорю: «Зачем тебе этот Миша?» - продолжала Нанаева. - А она мне: «Мама, я его люблю!» Тот Миша оборванец, водопроводчик. Спрашиваю: «Зачем он тебе?» А она: «Люблю - и всё!» В общем, девочки, помучалась да и на том же месте осталась. Я всегда говорила: не нужны нам эти наглецы и кобели!
Прозвенел звонок, но госпожа Нанаева всё болтала о своей Анжеле, о себе и своем американском любовнике. Она рассказывала настолько эмоционально и интересно, что группа, хоть и сомневалась в подлинности происходивших событий, была готова слушать ее бесконечно.
Внезапно женщина-вулкан
(так называли госпожу Нанаеву за ее необъемные габариты, громкий голос и истинно русский характер)
осеклась и всех отпустила. Как раз прозвенел звонок на урок, но преподавателя белорусского все еще не было.
Наконец, она пришла, держась за бок.
- Сядайце, хай вас качки топчуць.
Группа села.
Преподаватель постояла несколько минут у стола, задумавшись. Потом сказала:
- Што у нас зараз? Язык цi методыка?
- Методика, - ответили ей.
- Якiя-та вы усе памятыя. Дадому хацiце?
- Да, - дружно ответила группа.
- Так iдзiце адсэль. Вы мне не патрэбны.
- Дык н\б поставите, - возразила Гоблич
(если за месяц набиралось десять н\б - студент сдавал зачет).
- Iдзiце адсэль назаусiм, - выдала преподаватель белорусского. -. Сядзiце тут, штаны працiраеце. У каухозе кароу даiце. Там лепш.
…Последним уроком было рисование. Мисс Элегантность упрекнула группу за то, что та не подарила ей на Восьмое марта даже открытки.
- Ну как так можно? - возмущалась мисс Элегантность. - Вы же будущие педагоги, представьте себя на моем месте. Желаю вам таких же учеников. Надеюсь, в следующем году не обделите своим драгоценным вниманием. Да, кстати, соберите по триста рублей. Я тут посчитала: вас всего тридцать, а я привезла из Минска методическую литературу и видеокассеты. Для вас, впрочем. У меня десять групп. С каждой по девять тысяч - и я оправдаю свои затраты.
Одной группе эти поборы пришлись не по душе, и на мисс Элегантность пожаловались директору, после чего та раздала каждому его триста рублей и с обидой сказала:
- Рисовать будете много и часто. Но на хорошую оценку не надейтесь!
И десять групп отрабатывали свои рубли, рисуя натюрморты и портреты, которые теперь оценивались не выше семи баллов.
Ближе к экзаменам мисс Элегантность смягчилась и уже не задавала по три-четыре работы на дом.
Как-то она сказала тупой группе:
- Вы что-нибудь подарите мне в конце учебного года?
Все опустили глаза. Ответила Сечка:
- Да.
- Вот молодцы! - обрадовалась мисс Элегантность. - А по сколько вы собирали, если не секрет?
- По две, - снова ответила Сечка.
- Отлично! Что вы мне подарите?
- Ну, мы еще не решили…
- Купите мне индийский плед. Как раз уложитесь в свою сумму. Я уже выбрала, какой и где. Пусть староста после занятий сходит со мной на рынок, я покажу.
У другой группы мисс Элегантность попросила мобильный, у третьей - черпачки, у четвертой - картину. Наглости ее не было предела. Каждая группа, в которой преподавала мисс Элегантность, получила задание на покупку. И никто ей не отказал. Потому что всем надоело рисовать по три рисунка к уроку.
________________________________________

Глава 9
В мае за общежитие вычтели половину стипендии у каждого.
Все возмущалась: общежитие подорожало, но комфорта в нем не прибавилось. По комнатам бегали мыши и тараканы, часто засорялись туалеты, и женский голос из динамиков просил не ходить «по большому».
Как-то на третьем прорвало канализацию, и весь этаж чуть не задахнулся от непередаваемых ароматов. Случалось, на три дня отключали воду, и все топали с бутылками на колонку.
Зимой в комнатах стоял жуткий холод. Не помогали ни утепленные окна, занавешенные одеялами, ни обогреватели, которые комендант безжалостно изымала и уносила в свой чулан. Батареи были чуть теплые. Спали одетые под тремя одеялами.
На кухне не работала половина плиток; очередь занимали с утра. Хорошо, если удавалось поужинать, а то всё «Ролтоны» да бульоны покупали.
Так и жили: в комнатах по четыре человека, тесно, неуютно, голодно и холодно. Словно в те далекие дни социалистических революций.
Зато администрация колледжа процветала. У всех были шикарные квартиры и авто. Директор отстроил вторую дачу и привозил туда первокурсниц. Ходили слухи, что он проворачивал в колледже крупные махинации, благодаря чему владел немалыми деньгами. В общежитие он появлялся очень редко и, конечно, меньше всего думал о том, как живется бедным студентам.
Этот маленький веселый толстяк был похож на откормленного поросенка. Лицо его заплыло жиром, глаз почти не было видно. Говорил он хрипловатым, звонким голосом, словно похрюкивая. Студенты называли его Колобком и Чупа-Чупсом. А Гоблич он нравился. Она любила веселых, громких мужчин в теле.
Выпятив пузо, толстяк важно ходил по колледжу, щипал студенток и, страстно похрюкивая, зажимал в темных углах. Однако это не распространялось на Гоблич.
А ей так хотелось любви!
- Няма нидзе хлопца, - призналась она как-то Маше.
- А той Ваня до тебя не приходит?
- Каки? - не поняла Гоблич.
- Ну, той…
- А… Не, не приходил.
В конце мая группа собирала деньги на книгу поэтессы-инвалида.
Эти стихи в тонком неприглядном сборнике вряд ли могли конкурировать с другими изданиями, поэтому их распространяли в колледжах в добровольно-принудительном порядке. Светлана Андреевна и Перчуха просили купить хотя бы одну книгу на группу.
Тупая группа собирала деньги со скандалом. Было решено скинуться по сто рублей, но у половины вдруг не оказалось ни копейки.
Громче всех кричала Гоблич:
- Адкуль у мяне грошы? Богатую нашли! Да я за сто рублёу чая у сталоуки куплю!
А у самой в кошелке двадцать тысяч лежало…
Потом собирали доллары на экзамен, и снова Гоблич возмущалась, почему так много, но, в конце концов, сдала.
Куратору купили часы, а за цветами отправили Гоблич, но у нее вдруг заболела голова, поэтому покупку отложили в долгий ящик. Тянули до последнего. Опомнились на экзамене. Полагалось подарить куратору цветы, но таковых в наличие не оказалось. Стали разбираться, искать виноватого. Гоблич была ВО ГНЕВЕ:
- Шо всё я! У мяне часу не было!
- Не надо было соглашаться! - накинулась на нее Тарантович.
- Дык вы заставили!
- Мы предложили, ты согласилась!
- И шо ты хочешь? Заткнися!
- Ты мне будешь рот затыкать?! - ощетинилась Тарантович.
- Да, ты, сука!
- Кого ты сукой назвала?!
- Тебя!
- Замолчи, а то сейчас точно получишь!
Всё это происходило под дверью кабинета, в котором с минуту на минуту должен был начаться экзамен. Пришла Сечка и тоже накричала на Гоблич, а все остальные с ехидным злорадством наблюдали за их перепалкой.
Тут Гоблич выдала гениальную фразу:
- Ты нам сто рублей не отдала!
Это она обращалась к Сечке.
Та растерялась.
- Знаю! Усё знаю! - заорала Гоблич. - Я посчитала, дзеуки. Николи нам сдачи не отдае. Усё себе, а потым покупае пивко и пье.
- Я всегда всё отдаю, - возразила Сечка.
- Да? Часы шо, двадцать пять тысяч стоят? Нихто не гавора, усе маучат. А я табе ничога не дамася!
Все притихли, удивленно глядя на Сечку.
- Я собиралась раздать. Потом, - сказала та и приказала дежурным убрать перед экзаменом аудиторию.
Цветы куратору так и не подарили, ограничились часами. Отрицательных оценок за экзамен не было, но Гоблич едва не попалась со шпорой, которую прятала в левой чашечке бюстгальтера. Куратор сделала вид, что не видела наглого списывания тупой группы.
А куда же делись деньги, предназначенные для покупки цветов, - спросите вы, дорогой читатель?
Их пустили на благородное дело.
Тяжело заболела преподаватель белорусского. Врачи подтвердили у нее рак крови.
Она целый месяц лежала в больнице, три недели - дома. По-прежнему чувствовала себя очень плохо. С трудом передвигалась по своей квартире, прихрамывая и охая.
Было решено навестить ее и принести фрукты. Пошла и Гоблич. Но потом, сделав нехитрые расчеты, она снова обнаружила обман. Фрукты покупала Сечка, и выходило, что каждому полагалась сдача в размере ста пятидесяти рублей, которые Гоблич незамедлительно потребовала у старосты.
Сечка ничего не сказала. Молча кинула деньги в лицо Гоблич.
________________________________________

Глава 10
Учитель математики грозил поставить за семестр четыре неуда. Одним из претендентов была и Гоблич.
Он назначил тупым из тупейших день для исправления ситуации. Гоблич зубрила всю ночь и с трудом, с большим трудом
(она так переволновалась, что половина забыла)
была допущена к экзаменам.
Не повезло ее однокурснице - Фездючке.
На эту девушку жирный математик положил глаз и, оставшись с ней наедине, предложил поехать к нему на дачу.
- А как же тройка? - опешила Фездючка.
- Не волнуйся, всё будет тип-топ. Ну, как, договорились?
Фездючка кивнула и, так и не ответив ни слова по математике, получила четвертку.
- Поедем в это воскресенье? - спросил дотошный математик, когда Фездючка собиралась уходить.
- Куда? - не поняла та.
- На дачу, куда же еще!
- А я вас обманула, - простодушно ответила Фездючка.
- Обманула? Ну-ну… У тебя впереди зимняя сессия.
Это каждый воспринял бы как угрозу, но Фездючка была не из пугливых. Она не собиралась ублажать старого греховодника.
Гоблич же была на седьмом небе от счастья. Она не надеялась на положительный исход дела. Сразу же позвонила домой и обрадовала мамку. Вечером купила торт и съела вместе с подружками. Правда, им досталось не так уж много. Когда Гоблич была ВО СЧАСТЬИ, она ела вне себя и ни чуть этого не замечала. Зато потом долго сидела в туалете. За это время к двери ее комнаты прикрепляли таблички.
Например:
Сижу на унитазе, плачу и пукаю, а всё от того, что много кушаю.
Или:
Где ж ты, мое солнце? В туалет закатилось?
Однажды она покинула «страну облегчения» и оказалась в дымовой завесе: кто-то спалил на кухне сало.
- Фу! Вонючки! - закричала Гоблич. - Весь этаж завоняли! Шо за трэци этаж!
На двери ее комнаты уже висела табличка:
Гоблич, хватит засорять туалеты!
Гоблич была ВО ГНЕВЕ. Порвала листок и сорвала зло на подружках.
________________________________________

Глава 11
В колледже набирал обороты новый скандал. Впрочем, вы не знаете еще о предыдущем, дорогой читатель. Извините меня за столь беспардонную оплошность. Расскажу обо всем по порядку.
Однажды студентка С. решила развлечься. Сняла хату на сутки, купила шесть бутылок водки и пригласила друзей. Набралось семь человек. Спустя два часа никто ничего не соображал. Трое лежали в полном ауте, один горланил песни.
Студентка С. не очень прямой походкой направилась к двери, чувствуя, что сейчас ее стошнит. Хата, в которой «отрывалась» молодежь, находилась в центре города. Время было позднее, на улице горели фонари. Студентка С. на четвереньках стояла у забора, заблевав вокруг себя тротуар.
Тут неизвестно откуда появился страж порядка и, подойдя к пьяной «леди», поинтересовался ее самочувствием, на что та издала нечленораздельные звуки. Потом кое-как поднялась и, шатаясь, долго смотрела на человека в форме, не понимая, кто он и откуда.
- Отдыхаем? - спросил приятный мужской голос.
Она кивнула.
- Пойдем со мной, отдохнешь еще лучше, - сказали ей.
- Щас, - с трудом произнесла красавица, - приду… Только сумочку возьму…
И она вместо того, чтобы взять ноги в руки и скорее бежать, пошла за своей сумочкой.
В хате воняла спиртом, сигаретами и потными носками. «Отдыхающие» дружно храпели и посапывали - кто на полу, кто за столом, а кто под столом.
Студентка С. с трудом отыскала в этом хаосе свою сумочку и, стараясь идти ровно, вышла на улицу.
- Куда пойдем? - спросила она у своего знакомого.
- На хату, - ответил он с улыбкой.
В тот момент студентка С. туго соображала. До нее по-прежнему не доходило, что перед ней милиционер, который вполне может арестовать ее за нарушение общественного порядка и загрязнения тротуара. Главное для С. было то, что этот мужик, возможно, ей нальет и предложит свою постель. Но надежды ее были разбиты о жестокую реальность. Студентка С. оказалась в «обезьяннике».
Она кричала, билась головой о решетку, но на нее никто не обращал внимания. Тогда она легла на нары и, обливаясь пьяными слезами, уснула.
Утром ей вручили квитанцию «за ночлег», отдали студенческий билет и сказали, что в колледже обо всем знают.
Студентка С., лохматая, с красным опухшим лицом, в порванных колготках и помятой юбке, решительно ничего не понимала. Она стояла у стола дежурного, сонно моргая глазами и глядя то на милиционеров, сидящих перед ней, то на квитанцию в своих руках. И лишь цифра, которая была написана там, наконец-то отрезвила ее.
- Сорок пять тысяч? - завопила она. - За что? За эту клетку?
Ей объяснили, что так положено, что это закон и она не должна возмущаться. Но студентка и слушать ничего не хотела, отказывалась платить и грозила всему отделению судом.
Ее попытались вывести за дверь. Она не позволила: расцарапала «поганому менту» морду, после чего ее снова посадили в «обезьянник» и выписали еще одну квитанцию.
На следующий день директор подписал указ об отчислении студентки С.
Вечером того же дня приехала ее богатая тетя и уладила дело простым житейским путем. А каким именно, думаю, вы и так догадались, дорогой читатель. Ведь в наше время взятки давно уже стали привычным делом.
Не успел утихнуть один скандал, как разгорелся новый, более масштабный, чем предыдущий.
Директор педагогического колледжа лично выявил семерых студенток, которые подрабатывали в борделе. Бордель располагался в нескольких кварталах от общежития. Как директор оказался в столь непристойном заведении, следствие умалчивает, а оно было проведено досконально всеми уважаемой администрацией, но почему-то не обнародовано. Может быть, в этом деле был замешан не только директор, по «чистой случайности» попавший «к девочкам», но и преподаватели колледжа? Так это или нет - студентам оставалось лишь гадать. Семерых «бабочек» сразу же отчислили. Они могли откупиться, но о борделе узнали правоохранительные органы, и весь колледж трясли как грушу. Поэтому вопрос о том, чтобы приравнять его к университету, отодвинули на неопределенный срок. Да и все уже прекрасно понимали, что ни о какой переаттестации и речи быть не может.

________________________________________